Часть 2. Пробивая лбом стену...
Через какое-то время Грей сломался. Сказать, что я была счастлива, нельзя. Я обезумела от счастья. Ощущение, когда человек, ненавидящий весь мир, находит тебе в нем место, более того, превозносит тебя выше всего остального мира, невероятно.
Всё было просто прекрасно - после универа мы встречались, ехали к нему, а утром я ехала на пары через весь город. Всё было действительно прекрасно, за исключением того, что я почти не спала. Тогда я научилась спать сидя и даже стоя в метро, потому что использовала любую возможность отдохнуть. Впереди были экзамены, а мне стали делать замечания преподаватели - бессонные ночи делали меня невнимательной, на домашние задания почти не оставалось времени... Но я была юна и старалась успеть всё.
Так продолжалось какое-то непродолжительное время. Потом Грея начало раздражать, что я не жду его дома с горячим ужином. И он запретил мне ходить в университет. Вот так просто: ты больше туда ходить не будешь, тебе это незачем.
Несмотря на все мои чувства, я понимала остатками рассудка, что последнее, что мне нужно - это бросить учебу. И тогда я стала обманывать его - дожидалась, пока он уйдет на работу, потом ехалако второй паре, учила, как озверевшая. Половину предметов закрыли автоматом, но несколько экзаменов оставалось. Конечно, я была поймана. Поймана и наказана за два дня до сессии. Он закрыл меня в квартире вначале на двое суток одну, потом вернулся и просто не пустил никуда.
Так в моей жизни не осталось ничего, кроме него. Тем более, что почти сразу, когда я стала с ним жить, мама перестала присылать мне какие-либо деньги на жизнь, чтобы "воспитать". Папа был в отпуске, не на связи, поэтому мне элементарно было не на что жить. Это тоже сильный фактор. Наши дети никогда не должны оказываться в ситуации, когда родитель превращается во врага, лишая в буквальном смысле средств к существованию. Это не забывается никогда.
Итак, я осталась с ним наедине. Оказалось, что я умею варить борщ, что-то печь и терпеть. Я умею очень многое терпеть.
Он никогда не бил меня. Ни разу. Но градус психологических издевательств был таким, что теперь я знаю все о пси-садизме. Спасибо маме, количество комплексов у меня зашкаливало всегда, но в тот момент я поверила, что я действительно никому на свете не нужна. При попытке кого-то заговорить со мной, он бил этих людей. К этому моменту я понимала, во что я ввязалась, тем более, что к этому моменту я знала, что у него опыт лежания в дурках и "психопатия" в мед.карте.
Но уйти я не могла. Сказать, что я хотела уйти, значило бы солгать. Я не знала, как дышать без него, настолько он пропитал меня, мой разум. Я убеждала себя, что я плохая и неправильная, что если я исправлюсь, все будет хорошо. Если он бьет любого, кроме меня, значит дорожит и даже, быть может, любит. Странная логика, но если бы я не утешала себя этими мыслями, то сошла бы с ума. Впрочем, я почти сошла с ума тогда.
В наказание он мог молчать днями и ночами напролет. Все остальное, впрочем, оставалось, как обычно: ужин, домашние дела, секс. В абсолютной тишине. В один из подобных раз я вышла в кухню с плеером и, слушая "Я хочу быть с тобой" Наутилуса, резала руки. Точнее сказать, я их пилила, острых ножей Грей в доме не держал. Восемь из сорока двух шрамов остались до сих пор напоминанием о той страшной для меня ночи. Его равнодушие по поводу происходящего стало для меня первым звоночком.
Вторым сигналом к бегству стала оброненная фраза, что он отдаст меня на воспитание известному в то время в тусовке флагеллянту Д. С одной стороны, это звучало настолько невероятно, что казалось шуткой, но, с другой стороны, я уже неплохо изучила своего Хозяина, чтобы понимать - он не шутит.
Journal information